«Москва – Петушки» и другие произведения - Венедикт Васильевич Ерофеев

их отдашь, скажешь только: «Мерси боку» или что-нибудь такое. А если встретят меня – сами молча снимут с себя свои часы и отдадут мне. А я молча положу их в карман и скажу: «Вот и прекрасно. Вундербар». А он мне: «Чего-чего?» – «Ничего, – скажу, – вундербар». Нас поэтому и Роза даже в темноте различает. Заметил?

Лж. II: Как это могла она в темноте различить, если я ни разу не видел ее в темноте?

Лж. I: А на свету – видел?

Лж. II: Видел… А за левым ухом у нее родинка – отчего?

Лж. I: А это потому, что страстная очень.

Лж. II: А волоски из носопыри?

Лж. I: Ну, это уж точно – страстная, Дима, дальше некуда…

Лж. II: А за правым ухом родинки нет – это как понять?

Лж. I: Это значит, такая страстная, что и спасу никакого нет, потому и пусто за правым ухом…

Лж. II: А почему пониже щиколотки?..

Лж. I (прерывает его): Ну, ты как Васютка-Говнодав. Ему вообще пить нельзя: он от этого сразу падает в обморок. Особенно если пьет в бабьей компании – они его так корежат, они его так пронзают, что он берет и шлепается в обморок. В один из этих обмороков он подхватил себе гонорею… а потом – вторую…

Лж. II: Это уж во время второго обморока?..

Лж. I: Да нет. Уже первого…

Лж. II: А я при дамах не падаю в обморок. И когда я первый раз услышал ее – я затаил дыхание, я слух и зрение затаил. Я затаил испускание и пот, пищеварение затаил. А ей – что ей – индифферентная баба, беспорывная баба! снежная баба!

Лж. I: А это потому, что ты при ней не выпил.

Лж. II: А если б выпил?

Лж. I: Была б не беспорывной! Только пить надо не киндзмараули, а что-нибудь полегче, Алиготэ. Алиготэ – это лучше, чем либертэ, эгалитэ, фратернитэ. Как ты думаешь?

Лж. II: Нет, не пить ничего совсем, как сказал Сомерсет Моэм.

Лж. I: Никогда не следует пить бросать, сказала Эдит Пиаф, известная французская б… А уж если нельзя не пить, то пить только молдавский белый портвейн, сказал любимый пианист Владимира Ильича Ульянова Исайя Добровейн.

Лж. II: Или Шерри-бренди, сказала бы Индира Ганди.

Лж. I (с сарказмом): Очень складно! Митя. Тогда уж давай, как сказал Акакий Церетели, продолжим киндзмараули!

Пока Лж. II в бегах, стуки в приемное окошко. Выклики: «Уже 15 минут третьего». Это значит: «расстреливать каждого третьего приемщика». «Когда будет Каплан? – Стрелять таких приемщиков».

Лж. II (притаскивает вторую банку киндзмараули):

Когда легковерен и молод я был,

Российскую водку я очень любил,

Московскую водку я очень любил,

Кубанскую водку я очень любил,

Ну, да и перцовую тоже любил.

Когда ж легкомыслен я быть перестал,

Московскую водку я пить перестал,(и всё аккорды, аккорды) Стрелецкую водку я пить перестал,

Российскую водку я пить перестал.

А все почему? —

И вдруг – словно замер мой конь на бегу.

Стрелецкую водку достать не могу,

Российскую водку найти не могу,

Донскую Степную купить не могу.

А что за причина – понять не могу.

Лж. I: И как тебя занесло в приемщики посуды? Ты с детства лелеял эту мечту – или эту мечту ты начал лелеять после детства, или вообще никогда не лелеял?

Лж. II: Как только начался, лелеял. Я вначале мечтал быть стеклодувом, потом – фальшивомонетчиком, вампиром – а потом опять стеклодувом! И прекрасной дамой! И…

Лж. I: Ну я понимаю: «прекрасной дамой». Но зачем же стеклодувом?! Тогда уж Моцартом! Вот тут у нас в очереди, третий год подряд, стоят сплошные Моцарты и очередь длится 2–3 часа, и Сальери ее принимает, п…бол с тремя жигулями, ну а что Моцартам жигули? Им нужна неотложная отрава, алгебра и гармония.

Шеф сказал: «Открывайте возможности, в то же время внеся неясности».

Лжедмитрии постоянно балагурят, принимая посуду.

– «Милый котик, пей наркотик. А потом, немножко сплюнув, укуси меня за грудь».

– Вчера был день полузакрытых дверей.

К Лжедмитрию II Аспазия. И Аспазия постоянно ошибается, всех называет Володей. А все отвечают: Это Ульянов-Ленин был Володей. Я тебе не Володя, а я Лжедмитрий II.

Оба Лжедмитрия, то и дело, так что становится пословицею: «Не обобщай! Не обобщай, Григорий». «Не обобщай, Дмитрий».

Лж. I: И зае…сь, кто не понимает.

Мы чувствуем локоть друг друга,

И сердце пылает огнем…

Ты, Дима, любишь музыку Сигизмунда Каца?

Лж. II (мурлычет):

Ах, эти девушки в трико так ранят сердце глубоко.

И в самом деле. На мне, как мачта, длинном, она повисла, как парус, и я поплыл.

– Каплана сейчас не ищите.

– Т. е. он еще не пришел?

– Ну… как сказать… прийти-то он пришел, но его нету.

– Он в мире чистых сущностей. Тсс!

– Т. е. пришел и ушел?

– Он никуда не уходил. Люди, которые живут в мире чистых сущностей, вообще никуда не уходют.

– Но приходить-то они приходют?

– Случается.

– И часто случается?

– Часто случается.

– Может, и сегодня случится?

– Может, случится и сегодня…

Блюститель, уже в 1-м действии: «Так будут сегодня диссиденты?»

Лжедмитрий I: А кто их знает, вы же этот народ обсосали кругом – возьмут да будут. А возьмут – не будут.

– А, вот эта, гладкая – она о чем говорила?

– О! Она ведет с кем-то феноменологическую переписку. Она говорит, что устала быть экстравертированной. Но интровертированность ей не дается. Всякий раз, когда заходит речь об андрогенной монаде…

– А о ней часто заходит речь? (с Нечистым).

– Очень часто.

– А сам ты принимал участие?

– Принимал.

– Как именно?

– Я читал запретные стихи.

– С чего же ты взял, что они запретные!

– А мне надавали по шее.

– Кто?

– Как кто? Диссиденты!

– А ну-ка, что за стихи?

Лжедмитрий откашливается. Делает позу:

Рабочий класс колонны вывел

В олимпиады и на стадионы,

Заменим звоном шагов в коллективе

Колоколов идиотские звоны.

Мы пафосом новым упьемся допьяна,

Вином – своих не ослабим воль!

Долой из жизни

два опиума:

Бога – и алкоголь!..

– А один сказал: в Мадриде есть чего кушать безработным тореро. А я – нет, сказал, в городе Мадриде совершенно нечего кушать безработным тореро. (Мы немножко подиспутировали в Париже.)

Лж. 〈II〉: Не могу не молчать – так я им сказал.

А другой ей шепнул… …и что это сохранит шелковистость ее волос.

– А один все кричал: непомерностей надо требовать, непомерностей!

– Русский народ вообще трудно чем-нибудь ошарашить. Объяви ему в разгар 11-й пятилетки, что каждая пятилетка будет 11-й.

– Ну что ж, скажет, 11-й так 11-й.

– Да, да. Был один священнослужитель. Бывший. Он утверждал, что служит одному лишь кумиру. И что кумир этот – утробная ненависть к свободе и прогрессу.

– Он у нас в интересном положении.

Мишель, об истреблении Востока:

«Крестоносцы тоже, говорят, были немножко мародерами, но это их рыцарского облика не исказило. Вот так и мы – если немножко побуйствуем среди сарацинов!..»

II. Так отчего же они Лжедмитрии?

– I-й вот почему. Потому что родился в Угличе и звать его Григорий (т. е. в детстве наречен Григорием).

А II-й родился на том самом месте, где некогда была та самая келья Чудова монастыря. И звать его в самом деле Митя. Так что не совсем понятно, почему он Лжедмитрий?

– Чего ж тут непонятного, если настоящий Лжедмитрий, т. е. Григорий, родился в Угличе?

Лж. I: В Угличе детей не рожают. В Угличе их режут.

– Помалкивай.

– А где это место, где был Чудов монастырь?

– Теперь это невозможно установить. Но единственное, что достоверно, – оттуда убежал Григорий.

– Какой Григорий? Вот этот? (Пальцем в сторону Лж. I.)

– Скорее всего. Потому что кому придет в голову родиться в том самом